На уровне национальных экономик существует несколько уровней ЭКСПОРТА ИННОВАЦИЙ - в зависимости от глубины передела знаний.

Первый - «экспорт» еще не реализованных бизнес-идей вместе с их носителями, то есть авторами проектов и разработчиками. Это то самое «сырье», из которого строится инновационная экономика.

Второй - продажа за рубеж готовых технологий и лицензирование.

Третий - реализация собственно инновационной продукции.

И четвертый передел - выращивание высокотехнологических компаний, которые выходят на международный уровень, участвуют в мировых цепочках создания хайтек-ценностей и превращаются в игроков, определяющих движение капиталов, технологий и знаний в глобальном масштабе.

На этом последнем этапе передела инновационной экономики - самая высокая маржа. И, пожалуй, наибольшие для государства плюсы: репутационные, экономические и даже политические.

От ЭКСПОРТА ИННОВАЦИЙ же первого уровня, с государственнической точки зрения, одни лишь минусы. По пути «экспорта» инновационного «сырья» Россия продвинулась в последние десятилетия наиболее далеко. По наблюдениям экспертов, которые работают в США уже около десяти лет, примерно для каждого десятого сотрудника хайтек-компаний в Кремниевой долине русский язык является родным. Талантливые российские инженеры, разработчики и технологические предприниматели с первоклассным образованием и идеями предпочитают строить инновационную экономику в США, а не дома. Высокая мобильность талантов - один из главных аспектов глобализации, к которому Россия никак не приноровится.

Точной статистики об объемах экспорта инноваций и утечки перспективных технологических стартапов из России не существует, поскольку, оказываясь в местах вроде Кремниевой долины, они сразу теряют свою национальную принадлежность. Одно вне всякого сомнения - это значительно подрывает потенциал дальнейшего инновационного передела знаний внутри страны и снижает темпы развития российских ИННОВАЦИЙ.

Если по части «инновационных мозгов» мы явный донор для развитых стран, то в технологическом смысле - ярко выраженный реципиент. Как свидетельствуют данные МВФ: поступления от экспорта интеллектуальной собственности в 2009 году были почти на порядок меньше, чем от импорта: $493 млн. против $4,1 млрд. Цифры эти, впрочем, помимо оборота технологий, включают также франчайзинговые платежи и лицензионные отчисления различного рода правообладателям, но сути дела это не меняет.

Если продолжать международные сравнения, становится понятно, что и с переработкой результатов НИОКР в высокотехнологическую продукцию, способную конкурировать на глобальном рынке, в России все тоже не очень ладится.

В 2008 году наша страна потратила на НИОКР 1,03% своего ВВП, США - 2,77%, Китай - 1,56%. Что получили на выходе? Оценивать результат правильнее всего с помощью такого критерия, как доля хайтека в структуре экспорта. В России этот показатель составил 7%, в США - 27%, в Китае - 29% (данные ООН, Comtrade database). В последние десять лет Россия на мировом рынке наукоемкой продукции довольствовалась скромной долей в 0,3-0,4%.

Правильный лозунг о том, что нужно стимулировать российские технологические компании к выходу на международные рынки, звучащий с самых различных трибун, нередко приводит к неожиданному результату: молодые инновационные компании и впрямь выходят туда, но в форме перемещения в зарубежные юрисдикции. Поближе к этим самым рынкам и западным венчурным капиталам, в более благоприятный деловой климат.

Директивным образом запретить начинать стартапы за рубежом просто невозможно. Идеальная цель - чтобы было тепло в «доме» и не возникало необходимости бежать греться к «соседу». Технологическое предпринимательство - это бизнес интеллекта, бизнес индивидуумов. И очень многое определяется тем, насколько их работа в той или иной юрисдикции комфортна и экономически целесообразна.

Технологические компании, особенно на ранней стадии, очень уязвимы: им бы справиться с инженерными и маркетинговыми рисками коммерциализации разрабатываемой технологии, а тут еще приходится тратить силы на преодоление сопротивления безразличной или даже активно противодействующей среды.

В конце 1990-х кандидат химических наук Юрий Жук искал деньги на свой проект по созданию нового вида напыления для защиты металлических поверхностей от износа и эрозии. В России он не нашел ни инвестора, ни заинтересованных промышленных партнеров среди нефте и газодобытчиков, энергетиков и химиков, на которых рассчитывал. Зато первый же выезд с презентацией проекта за рубеж увенчался успехом. После выступления к нему подошел известный британский бизнес-ангел со словами, что он готов выписать чек. Одним из условий была реализация проекта в Великобритании. Сейчас Юрий Жук технический директор и акционер базирующейся в Оксфордшире компании Hardide, акции которой уже пять лет обращаются на Лондонской фондовой бирже (на площадке AIM - Alternative Investment Market, Рынок Альтернативных Инвестиций).

Наличие венчурных денег для стартапов и внутреннего спроса на инновации - базовые, хотя и не единственные условия для превращения юрисдикции в удобную стартовую площадку, обеспечивающую вывод инновационных проектов и бизнесов на международную орбиту. Усилиями государственных институтов развития в партнерстве с частным капиталом в России с середины 2000-х удалось «вчерне» создать инвестиционную венчурную лестницу. Ее масштабы пока невелики, по оценкам экспертов в России активно действует лишь 46 венчурных фондов, но все ступеньки, позволяющие инновационным проектам подниматься от стадии «посева» до IPO с помощью последовательных раундов финансирования, уже на месте.

Реанимировать вкус к новым технологиям у промышленности усилиями государства, как показала практика, гораздо сложнее. Метод административного «принуждения к инновациям» крупных госкорпораций не всегда работает: приходится даже делать жесткие кадровые выводы в отношении высшего менеджмента - как те, на которые пошел президент Дмитрий Медведев по результатам заседания Комиссии по модернизации в Арзамасе в конце января. Хотя понятно, что страсть к ИННОВАЦИЯМ по большому счету может произойти не столько от кадровых перестановок, сколько от живой и яростной конкуренции между рыночными игроками. Конкуренции, к которой крупные государственные корпорации в силу своего рыночного положения малочувствительны.

Пока создается такое впечатление, что серьезного спроса на ИННОВАЦИИ со стороны промышленности в России не возникло. И в этом ее разительное отличие от, например, Великобритании. Здесь, если твоя ИННОВАЦИЯ действительно позволит клиенту сделать конкурентоспособный продукт, он сразу же вцепится в нее, будет испытывать, адаптировать, приезжать к тебе и даже помогать искать решение возникающих инженерных проблем. Особенно наглядно это видно на примере небольших и средних английских компаний, для которых инновации - единственный способ конкурировать с международными гигантами.

У большинства иностранных инвесторов отношение к России как к месту, где из перспективных стартапов можно выращивать глобальные бизнесы, пока скептическое. Исключение, пожалуй, составляет сфера ИТ, в силу своей специфики наиболее глобализированная и потерявшая привязку к конкретной стране.

- Заграница в большинстве случаев пока не видит, что с нами можно нормально работать в инновационной сфере как с партнерами, - говорит Евгений Боков, директор ассоциации бизнес-ангелов. - Там не понимают наших правил игры и того, как будет вести себя наше государство. Поэтому первое желание при виде перспективного российского стартапа - умыкнуть его к себе. Стал свидетелем того, как на одной из российских выставок к нашим разработчикам наноматериалов подошли корейцы: «Ребята, давайте вместе с семьями к нам: мы все забираем!» Возможности инвестировать в них здесь или создавать совместное предприятие они даже не допускали.

Отчасти такой подход понять можно: система инноваций, которая воспроизводит и продвигает проекты в России пока с пробелами, общий климат для ведения бизнеса суровый. Плюс масса проблем практического свойства.

- Поддержка государством экспортоориентированных инновационных компаний далеко не комплексная, а местами очень противоречивая, - полагает Алексей Власов, генеральный директор центра акционирования инновационных разработок. - Да, можно получить субсидию на патентование за рубежом или частичную компенсацию расходов при участии в зарубежных выставках. Но небольшим технологическим компаниям из России сложно не только войти на зарубежный рынок, но и просто выйти со своей продукцией через российскую таможню. Любой хайтек для таможни подозрителен по определению - это то, чего еще никогда не было в природе, и чего нет в таможенных каталогах. И желания сделать сквозной коридор для инновационной продукции с понятными правилами игры у властей пока не видно.

В текущий понедельник Дмитрий Медведев снова укорял крупные компании за то, что они плохо внедряют ИННОВАЦИИ. Однако на малых предприятиях, которые теоретически должны быть более активными и новаторскими, все еще хуже. Почти во всех отраслях маленькие предприятия осуществляют инновации реже, чем большие и средние.

Государство специально отслеживает только те малые инновационные предприятия, которые сдают раз в два года форму статистического наблюдения «2-МП инновации». В 2009 году Росстат обследовал 22638 малых предприятий в промышленности (добыча полезных ископаемых, обрабатывающее производство, производство и распределение электроэнергии, газа и воды и т.п.), что составило около 55% от всех малых предприятий в промышленности. По результатам исследования выяснилось, что из 22638 респондентов только 923 малых промышленных предприятия (4,08%) осуществляли технологические инновации.

Если распространить получившийся результат на все малые предприятия в промышленности (4,08% от 40279 компаний), можно прикинуть, что в России в промышленности работает около 1643 малых инновационных предприятий. Всего в стране примерно 1,6 млн. малых и микропредприятий (без учета ИП), а значит среди них доля инновационных предприятий еще меньше - лишь 0,1%.

О модернизации постоянно говорят на самых разных уровнях власти. Но обязательная предпосылка модернизации – это наличие людей, предприятий, сообществ, которые, обладая ресурсами и возможностями, возьмут на себя ответственность за осуществление преобразований. Это в том числе малые предприятия, которые инициируют ИННОВАЦИИ, подхватываемые затем более крупным бизнесом.

Сможет ли такая горстка малых инновационных компаний - одна тысячная всех малых предприятий в стране - выступить субъектом модернизации? Кажется, вопрос риторический.

Трудность с обустройством России как площадки с режимом наибольшего инновационного благоприятствования еще и в том, что большинство проблем имеет системный характер и относится к разряду наших застарелых болячек. А это требует целенаправленной синхронизированной работы в области законодательства, создания инфраструктуры, выстраивания тонких взаимодействий в венчурном сообществе и т.д.

Работа эта более или менее осмысленно стала вестись на государственном уровне только с середины 2000-х, и занять она может не один год, если не десятилетие. И пока более глубокий инновационный передел налаживается, нам остается следить за похождениями и успехами наших инноваторов за рубежом. А что? Недавно в кулуарах экономического форума в Давосе вице-премьер правительства РФ Игорь Шувалов неловко пошутил: «Если задуматься, то Россия наполовину обладает Google, поскольку его создатель Сергей Брин - выходец из России». Слабое утешение, не правда ли.